Вместо предисловия
Из беседы критика и литературоведа Тересы Валяс с Виславой Шимборской
Тереса Валяс. Кто в «Жицелитерацке»
придумал «Почту»?
Вислава Шимборская. Придумывать ничего не понадобилось. Это давняя традиция, практиковавшаяся в литературных
журналах. Как отвечать автору, в особенности начинающему? Не писать же всем подробные письма.
Обычно ограничиваются кратким «не можем опубликовать» или «советуем ещё поработать».
Мы сочли, что иногда следует наши решения обосновывать. <…>
Т. В. Отвергая то или иное произведение и, вероятно, представляя себе беззащитного,
дрожащего автора, ты никогда не чувствовала себя бессердечной?
В. Ш. Бессердечной? Да я сама начинала с плохих стихов и плохих рассказов.
И знаю, что ушат холодной воды на голову — отличное терапевтическое средство. А вот
когда особа, именующая себя педагогом, пишет «сровнение», я становлюсь безжалостной.
Т. В. Ну, это просто безграмотность и к искусству отношения не имеет.
В. Ш. На уровне «Почты» об искусстве речи не шло. Я старалась
объяснять элементарные вещи, советовала хорошенько обдумывать то, что пишешь, относиться к себе хоть
мало—мальски критически. Наконец, призывала читать книги. Возможно, я ошибаюсь, но, хочется
надеяться, кое у кого эта прекрасная привычка останется на всю жизнь. <…>
Т. В. Ты всегда была уверена в правильности своих оценок?
В. Ш. Не всегда — только в случаях ярко выраженной графомании.
Т. В. Графомания — жестокое слово. Не знаю, приходило ли тебе в голову,
что в других сферах человеческой деятельности нет столь негативных оценочных понятий. «Халтурщик»,
например, тоже звучит обидно, но ему далеко до «графомана». Плохой столяр, плохой
сантехник, часовщик-недоучка живут себе преспокойно, и никто не ставит на них клеймо.
Нападкам подвергаются главным образом писатели-неудачники. И ещё, пожалуй, незадачливые любовники:
«импотент» не менее оскорбителен, чем «графоман».
В. Ш. Да, но графоман — в своей области — может! Много может,
слишком много! Впрочем, если не ошибаюсь, в «Почте» я никого не называла
графоманом. Просто старалась направить повышенную писательскую активность в другое русло. Например,
рекомендовала писать письма, вести дневник или сочинять для близких стишки на случай. <…>
Т. В. Читая «Почту», я подумала: мало кто находит в себе мужество сказать
начинающему писателю, что нужно обладать талантом, — ты одна из немногих. Серьезные
критики сейчас неохотно употребляют это слово.
В. Ш. И, наверно, правильно делают: талант — понятие, не поддающееся научному
определению. Хотя это не означает, что то, чему нельзя дать точное определение, не существует. Но я не критик
и могу позволить себе некоторую свободу высказываний. Талант… У одного он есть, у другого
нет, и все тут. Из чего, впрочем, не следует, что последний — неудачник. Возможно,
он станет выдающимся биохимиком или откроет Северный полюс.
Т. В. Насколько я помню, Северный полюс давно открыт.
В. Ш. Верно, это я маху дала. Хотела сказать, что таланты встречаются не только в литературе,
но и в любых других областях. <…>
Т. В. Скажи, а с каким чувством ты сейчас перечитывала «Почту»?
В. Ш. Мне она показалась скорее забавной, чем полезной с дидактической точки зрения. И ответственность
за это лежит в значительной степени на мне.
Наблюдателю. Вы обвиняете нас в том, что мы безжалостны к юным дарованиям. «Эти
хилые растеньица нужно холить и лелеять, а не критиковать за слабость и неспособность
плодоносить, как это делаете Вы». Мы против теплиц. Литературные дарования должны произрастать в естественных
климатических условиях и уметь к ним приспосабливаться. Иногда растеньицу кажется, что оно станет
дубом, а мы видим, что это обыкновенная травка, которая даже при самом заботливом уходе не превратится
в дуб. Конечно, иной раз нам случается ошибаться. Но ведь расти мы этим травкам не запрещаем,
не вырываем их с корнем. Пусть растут и когда-нибудь докажут, что мы были неправы, —
мы охотно признаем свое поражение. Впрочем, если б Вы с меньшей предвзятостью читали эту
нашу рубрику, могли бы заметить: мы хвалим все, что того заслуживает. И не наша вина,
если хвалим не часто. Литературный талант — вещь штучная.
Кристине Е. Дорогая пани К. Е., мы идеи не покупаем и не продаем. Как и не служим
посредниками при купле-продаже. Один только раз — по доброте душевной и совершенно
бескорыстно — попытались подсунуть своему знакомому идею романа — о торговце,
который сам себя взорвал. Но наш знакомый счел эту идею экстравагантной и заявил, что она обречена
на провал. С тех пор, почувствовав себя посрамленными, мы ничего подобного себе не позволяем.
Супругам Магро. Уважаемые господа, Вы слишком многого от нас требуете. Вы оба пишете
стихи и во что бы то ни стало хотите узнать, кто пишет лучше. Мы предпочитаем
в Вашу жизнь не вмешиваться, тем более что в письме нас испугала фраза «От этого
многое зависит…» Соперничество в семейной жизни заканчивается хорошо только в кинокомедиях.
Да и стиль у Вас обоих примерно одинаковый, поэтому разобраться трудно. Будучи горячими
сторонниками нерушимости домашнего очага, мы этим соломоновым решением ограничиваемся.
ОЛ. Если Вам не хватает мужества прийти к нам и поговорить о Ваших стихах,
приходите без мужества. Несмелых мы принимаем очень тепло. Как правило, они предъявляют к себе
более высокие требования, проявляют больше упорства и энергичнее шевелят мозгами, чем смельчаки.
Качества эти сами по себе ещё ничего не означают, но при наличии врожденных способностей
оказывают их владельцу неоценимую услугу — превращают способности в талант. Фрак для
визита не потребуется — редакция принимает посетителей в дневные часы!
П. З. В. «Либо подарите надежду на публикацию, либо, на худой конец, утешьте…»
Ознакомившись с Вашими стихами, мы остановились на втором. Итак, внимание: утешаем. Ваша
участь прекрасна: Вы станете читателем, притом наивысшей категории, — читателем
бескорыстным. С литературой у Вас сложатся любовные отношения, в которых преимущество
окажется на Вашей стороне: не Вы, а Вас станут завоевывать. Вы будете читать разные
разности ради чистого удовольствия. Не выискивая у автора «приемов», не раздумывая,
можно ли то или сё написать лучше либо так же хорошо, как он, но иначе. Не испытывая
зависти, не впадая в депрессию, не страдая подозрительностью, свойственной читателю, который
сам занимается сочинительством. Данте для Вас будет Данте, независимо от того, была или не была у него
«рука» в издательстве. По ночам Вас не будет терзать вопрос, почему Икса, который
не умеет рифмовать, напечатали, а про мои стихи, хотя я все зарифмовал и на пальцах
подсчитал слоги, ни словечка не написали. Вам (почти) плевать будет на кислые физиономии
редакторов и чинимые издателями преграды. А вот ещё одна немалая корысть: писатель легко может
прослыть «неудачником», а про читателя такого не услышишь. Конечно, существует целая
рать любителей чтения, у которых отношения с книгой не складываются (Вы, естественно, не из их числа),
но им это особо жизни не портит, а вот если человек пишет, но получается у него
неважнецки, все вокруг сразу начинают качать головой и вздыхать. Даже на поддержку своей девушки
не очень-то можно рассчитывать. Ну как? Почувствовали, что Вы кум королю? Надеюсь, да.
Халине В. Вынуждены Вам сказать нечто весьма неприятное: Вы слишком простодушны и чистосердечны,
чтобы хорошо писать. В недрах души талантливого писателя полно разных демонов. И даже если эти
демоны (как им и положено) дремлют перед тем, как он взялся за перо, и после того,
как поставил точку, то в процессе сочинительства они развивают бурную деятельность. Без их помощи
автор не мог бы изобразить сложный внутренний мир своих героев. «Ничто человеческое мне не чуждо» —
ох, эта сентенция не о безгрешных. С уважением…
Уле. Определить, что такое поэзия, одной фразой? Хм… Нам известны по меньшей мере пять
сотен определений, но ни одно из них не кажется достаточно точным и емким. Вдобавок
каждое отражает дух только своей эпохи. Врожденный скептицизм не позволяет нам придумывать собственное
определение. Зато мы запомнили замечательный афоризм Карла Сэндберга: «Поэзия — это
дневник, который пишет морское животное, живущее на суше и мечтающее о полетах».
Сгодится на первое время?
Хелиодору. Вы пишете:«Знаю, стихи у меня местами слабые, но что поделаешь, больше
ничего исправлять я уже не буду». А, собственно, почему, уважаемый Хелиодор? Не потому ли,
что поэзия — это святое? А может быть, потому, что не заслуживает серьезного отношения?
И то, и другое ошибочно, хуже того: избавляет начинающих поэтов от обязанности трудиться.
Сладко и приятно говорить знакомым, что в пятницу в 0.45 на тебя снизошло озарение и незримый
дух принялся нашептывать тебе на ухо тайные истины с таким жаром, что только успевай записывать.
Даже великим поэтам случалось рассказывать подобные байки ошеломленным друзьям. Но дома, украдкой, они
не жалея сил эти самые потусторонние диктанты исправляли, черкали, переделывали. Духи духами, но и у поэзии
есть свои прозаические стороны.
К. К. Нам очень неприятно без конца повторять: незрело, банально, бесформенно… Но ведь
наша рубрика — не для нобелевских лауреатов, а для тех, кто лишь со временем
сошьет себе фрак для поездки в Стокгольм. Нас огорчает, что Вы полагаете, будто свободный белый
стих освобождает от всяческих рамок. Вы небрежно набрасываете строчки, которые затем ломаете, и переставляете
слова в произвольном порядке: это — налево, это — направо. Поэзия (как бы
ещё мы её ни определяли) есть, была и будет игрой, а игр без правил не существует.
Это знают все дети, почему же взрослые забывают?
Ч. Б. Дорогой Чесек, нам было страшно интересно, кто же преступник, — Ты до самого
конца держал нас в напряжении. И вдруг сам покойник встает из гроба и указывает на убийцу!
Вот это да, вот это сюрприз! Что бы Ты нам впредь ни прислал, мы все прочтем с живым
интересом. Но серьезной оценки Тебе придется ещё пару лет подождать, ибо все указывает на то, что
Ты не очень давно появился на свет божий. Вскоре Ты убедишься, что не только Агата
сочиняет истории, от которых захватывает дух, но и господин Гомер, господин Шекспир, господин
Достоевский, ещё кое-кто. С наилучшими пожеланиями…
М. О. «Прощание с летом выплывает будто белые перси из туники, сколотой
изумрудом…» Возникает много вопросов: почему будто перси? почему обязательно белые? почему
выплывает? почему из туники? Дальнейшее не разрешает наших сомнений. Зато в конце появляется
Адам, обольщаемый змеем… Ход смелый, но вряд ли это открытие укоренится в человеческом
сознании. Люди с большим удовольствием приняли к сведению, что во всем виновата Ева.
ЯнушуБрт. Почему в Ваших стихах Изида мечется по двору, не зная, к чему приложить
руки? Почему Наполеон падает, пронзенный копьем? Почему колоннаразлетается вдребезги как кипяток, а фуга
обагряет кровью глыбу ожидания?
Полоний бы сказал, что в этом безумии нет
последовательности. Речь естественно идет о беседе Полония с капитаном Куком, когда они вместе
отправились по грибы.
КамиллеВ. Что разделяет людей? Незримая стена. С чем надлежит сравнить большой город? С ульем
либо с джунглями. Что можно сказать о пустоте? Что она бесплодна. Что происходит с натянутой
струной? Разумеется, она лопается. Что разочаровало редактора? Вот это.
Эл. М. Т. Пятистраничная поэма под названием «Поэт» литературными достоинствами не обладает,
однако является любопытным примером довольно распространенной легенды о поэте как любимце муз, путь
которого усеян розами и которому принадлежат все сокровища мира. Пани Эля, где Вы такого видели?
Сообщите, пожалуйста, фамилию и адрес этого полубога. Мы хотели бы узнать, какое издательство
платит ему чистым золотом за строчку, кто неустанно осыпает его цветами и как он ухитряется
видеть исключительно сладкие сны? Известным нам поэтам чего только не снится, кроме того, у них
иногда болят зубы, они частенько страдают от безденежья и жизнь далеко не всегда им улыбается.
На чью-то долю конечно выпадают маленькие радости, но не сказать, чтобы беспрестанно.
Роб. И. Нет, нет, нет, никто не пишет «для себя», вы глубоко заблуждаетесь. Всё,
начиная с надписи мелом на стене «Йоськабалван» и кончая «Иосифом и его
братьями», родилось из неодолимого желания навязать другим свои мысли. «Для себя» мы записываем
разве что адреса в записную книжку, а если хватает духу, то ещё и сколько кому должны.
В. и К. В ответ на просьбу разрешить спор о том, чем освещать клуб во время
авторских вечеров — лампочками или свечами, — заявляем, что мы предпочитаем
лампочки. Настроение — штука хорошая, но свечи кажутся нам слишком претенциозными и наводят
на мысль о пресыщенности цивилизацией, чего у нас в Польше пока ещё не наблюдается.
Кроме того, автор не только беседует со слушателями, но и читает, а поди найди при
таком освещении нужную строчку. Не говоря о том, что лик автора, освещаемый снизу свечой, —
это уже личина классового врага из румынских фильмов. Искренне желаем Вам обеим всего наилучшего.
М-Л. Мы не намерены заводить постоянную рубрику для произведений на эсперанто. Это
искусственный, лишенный социальной окраски язык, на котором никто не думает и которым не пользуются
в быту. Так что мы не считаем произведения, написанные на этом языке, жизненно
необходимыми, однако разделяем Вашу мечту о едином языке человечества. И надеемся, что
когда-нибудь таковой возникнет в результате мирной (дай-то бог!) эволюции всех языков. Однако не отсутствие
общего языка — причина войн. Подтверждением тому служит история и повседневный опыт. Вот Вам
пример: в данную минуту в подворотне А. лупит по голове Б., хотя их объединяет
родной польский язык.
Л. И. П. Уже на следующий день после кончины знаменитого человека нам начинают
присылать стихи, посвященные его памяти. С одной стороны, это трогательно, ибо свидетельствует об эмоциональности
авторов, но, с другой, возникают сомнения в художественной ценности написанного. Торопливость, за крайне
редкими исключениями, рождает полуфабрикаты. Что в первую очередь просится на бумагу? То, что под
рукой, а под рукой главным образом банальности, затертые метафоры и расхожий пафос. Искренний
порыв пропадает втуне, если выражается в штампе. А штамп, как правило, выглядит так: «Ты ушел,
тебя уже нет с нами, но, хотя тебя нет, творения твои будут жить». Весьма популярный прием —
обращаться к усопшему по имени и на «ты». Как будто смерть —
разновидность брудершафта. В связи со смертью Ксаверия Дуниковского
мы получили уже немало посвященных ему стихов. Все, запросто называя покойного Ксаверием, уведомляют
его, что он был и останется великим скульптором. Не лучше ли отнестись к стихотворению
как к скульптуре и немножко помучиться, пока мысль не обретет законченную и неповторимую форму?
Томашу К. «Случайно написал двадцать стихотворений. Хотел бы увидеть их напечатанными…»
К сожалению, прав был великий Пастер, говоря, что случай благосклонен лишь к подготовленным умам.
Муза застала Вас в духовном дезабилье.
Э. Ц. «Тоскую по жизни, хоть жить не умеем (не умею), / Тоскую по пиву,
хоть пить не умеем (не умею)»… Варианты, приведенные в скобках, кажутся нам
менее удачными.
Т. К. Рассказ может, в крайнем случае, не иметь начала и конца, но середина,
по нашему мнению, должна быть обязательно.
Хонорате О. «О, Кихотполоумный с одиночеством-катом, и в объятьях Офелии ты будешь
мне братом!.." Как бы только этому не воспротивилась Телимена, похищенная Фаустом и увезенная им в Трою!
А. К. «Наш остров овевает циклоп страсти…» Страшновато, но все же
лучше, чем если бы это был одноглазый циклон.
Люде. Да, Элюар действительно не умел писать по-польски, но надо ли, переводя его
стихи, так уж это подчеркивать?
Маркусу. В первой части поэмы плохая женщина вырывает из груди героя окровавленное сердце и выбрасывает
на помойку, где его пожирает крыса. Ближе к финалу герой признается этой же самой женщине,
что сердце его бьется только ради нее. Запасное сердце — случай чрезвычайно редкий. Будем
надеяться, это вызовет интерес в научном мире.
Пегасу. Вы в стихотворной форме спрашиваете, есть ли у жизни смысел.
Орфографический словарь дает отрицательный ответ.
Малине З. «Меняйте, что хотите, только опубликуйте!» Мы произвели основательные
изменения — получились «Лозаннские лирические миниатюры»,
к сожалению, уже опубликованные.